Чёрным по чёрному - Страница 2

«Любопытно, – размышлял он, – вспомнит ли кто-нибудь в Дингле Брайана Даффи, того самого смышленого паренька, что был отослан в Дублин обучаться Святому писанию? Тогда-то все надеялись, что со временем я получу место в приходе архиепископа Коннэт-ского, как многие из моих пращуров».

Даффи сочувственно хмыкнул: «Тут я их разочаровал».

Когда он миновал конвент Сан-Заккария, из приоткрытой двери донеслись приглушенное хихиканье и шепот. Какая-то смазливая монашка, предположил он, ублажает одного из молодых монихини, что всегда отираются по соседству. Вот что получается, когда силком отправляешь дочерей в монастырь, чтобы избежать расходов на приданое, – они завивают хвост куда круче, чем если бы их просто оставили смотреть за хозяйством.

«Интересно, – с усмешкой подумал он, – что за священник вышел бы из меня? Представь себя бледным и скромноречивым, дружок Даффи, бьющим поклоны в рясе, пропахшей ладаном. Хо-хо! Никогда я и близко к тому не подобрался. Так, – припомнил он, – не прошло и недели после поступления в семинарию, как меня стали преследовать диковинные случайности, что вскоре повлекло мое изгнание: богохульные заметки почти на каждой странице моих записей, сделанные неведомой мне рукой; да, и однажды во время вечерней прогулки с наставником семь молодых вязов один за другим склонились передо мной до земли; и самое ужасное то, что во время полночной пасхальной службы со мной случился припадок и я, как потом рассказали, кричал, чтобы на холмах зажгли сигнальные костры, а старого короля привели и казнили».

Даффи покачал головой, вспоминая, как даже собирались изгонять из него бесов. Он набросал поспешное, сумбурное письмо своим родичам и бежал в Англию. С тех пор ему не раз приходилось столь же поспешно бежать из одного места в другое. Возможно, пора вернуться туда, откуда он начал. По крайней мере получится весьма логично.

Узкая калле вывела к Рива-дельи-Шьявони – улице, идущей вдоль края широкого канала Сан-Марко. Теперь Даффи стоял на выщербленной кирпичной площадке в нескольких футах над плещущейся водой и недоуменно шарил взглядом в тихих глубинах. «Что за чертовщина, – раздраженно думал он, почесывая седую щетину на подбородке. – Я что, заблудился или меня ограбили?»

Чуть погодя, трое богато одетых молодых людей вынырнули из дверной ниши справа от него. Он резко обернулся на звук их шагов, но тут же успокоился, увидев, что это не шайка промышляющих на канале убийц. Вполне приличные юноши с напомаженными волосами и мечами изысканной работы, а один даже морщит нос от соленого и гнилостного запаха соседнего канала Грицци.

– Доброго вам вечера, господа, – приветствовал их Даффи на своем варварском итальянском. – Не случалось ли вам видеть лодки, которую, как полагаю, я здесь оставил немного раньше?

Самый высокий из молодых людей выступил вперед и слегка поклонился.

– Разумеется, сударь, мы видели эту лодку. С вашего позволения, мы имели удовольствие ее затопить.

Даффи приподнял свои густые брови, шагнул на кромку канала и вгляделся в темную воду, где на глуби – не лунный свет довольно явственно отражался от уключин продырявленной и заполненной камнями лодки.

– Вам, верно, захочется узнать, зачем мы это сделали?

– Да, – согласился Даффи, чья одетая в перчатку рука теперь лежала на рукояти рапиры.

– Мы сыновья Людовико Гритти.

– Вот как? – покачал головой Даффи. – Он что же, местный лодочник?

Молодой человек закусил губу.

– Людовико Гритти, – отчеканил он, – сын дожа. Самый богатый купец в Константинополе. О котором вы этим вечером отозвались как о внебрачном ублюдке Сулеймана.

– А-а, – отозвался Даффи, кивая с некоторым сочувствием. – Теперь я вижу, откуда ветер дует. Вот что, ребята, я был пьян и готов обложить любого, кто подвернется под руку. Против вашего отца я ничего не имею. Вы потопили мою лодку, так что теперь мы квиты. Нет причин…

Высокорослый Гритти обнажил свою шпагу, и братья тут же последовали его примеру.

– Это вопрос чести, – пояснил он. Даффи выдохнул проклятие, одновременно обнажая левой рукой рапиру, а правой – свой кинжал с закрытым эфесом, и принял оборонительную стойку, скрестив оружие перед собой. «Наверняка меня арестуют, – подумал он, – за то, что я ввязался в дуэлло-алла-мацца с внуками дожа. В довершение всех злоключений».

Высокорослый Гритти вихрем налетел на здоровенного ирландца, занеся разукрашенную самоцветами шпагу для рубящего удара, а кинжал держа у бедра, чтобы парировать ответную атаку. Даффи легко уклонился от размашистого удара сбоку, отразил выпад кинжала клинком своей рапиры и, отступив в сторону, отвесил молодцу могучий пинок по обтянутой сатином задней части, так что тот взлетел над мостовой и с громким всплеском рухнул в канал.

Быстро развернувшись к двум другим нападавшим, Даффи отбил острие шпаги, направленное ему в лицо, в то время как другой клинок ударил его в живот и погнулся о надетую кольчугу.

Даффи заехал одному из молодцов в лицо рукоятью рапиры и наотмашь ударил другого кинжалом, распоров ему щеку от носа до уха.

Упавший в канал Гритти отчаянно бултыхался и сквернословил, пытаясь нащупать ступеньки или какой-нибудь уступ, чтобы выбраться. Из двоих на мостовой один без сознания валялся на булыжнике, залитый кровью из разбитого носа, другой зажимал окровавленной рукой рассеченное лицо.

– Северный дикарь, – с чувством посетовал последний, – ты должен сгореть от стыда за спрятанную под одеждой кольчугу.

– Бога ради, – запальчиво ответил Даффи, – где благородные господа нападают трое на одного, надо быть круглым идиотом, чтобы выходить не в полном доспехе.