– Король-Рыбак прибыл на поле битвы, – негромко, но со свирепым удовольствием произнес он.
В тот же миг необъяснимый давящий страх пропал, и Даффи смог расслабиться. Одновременно возникло чувство, что рядом на берегу больше людей, чем ему известно. Он обернулся, но луна скрылась за облаками, а тени под ивами сгустились до непроницаемой черноты. И все же он ощущал присутствие неведомых людей, а немного дальше по течению слышны были звуки еще по меньшей мере одной лодки, что причалила к берегу и высаживала во тьме безмолвных незнакомцев. Сверху тоже доносились шелест и хлопанье крыльев, а вода в реке негромко плескалась, точно под самой поверхностью скользили гибкие пловцы. Воздух был недвижим, будто в оке необъятного урагана, но по берегу ветви ив гнулись и шумели. Буге подошел и встал рядом с ирландцем. В мгновенном проблеске лунного света Даффи попытался разглядеть на лице скандинава признаки страха, но с удивлением увидел лишь мужественную решимость. Тогда он сообразил, что, подобно его коню несколько месяцев назад в Юлианских Альпах, скандинавы инстинктивно чувствуют союзников там, где самому Даффи мешают предрассудки христианской цивилизации. Викинг тронул его за плечо и указал вперед. Пелена облаков расчистилась, и Даффи смог ясно увидеть трех рослых мужчин, ожидающих на невысоком холме. Не мешкая ирландец поднялся по склону, чтобы присоединиться к ним, тогда как многочисленное, но смутно различимое войско дожидалось на берегу. Когда он достиг округлой вершины, трое обернулись к нему, приветственно кивнув. Самый высокий был могучим, седым и изборожденным рубцами, как балтийский морской утес, его пустую глазницу закрывала повязка, а взгляд целого глаза, скользнув от меча Даффи к его лицу, едва ли выражал удовольствие. Второй, почти такой же громадный, был более смуглым, с черной курчавой бородой и белыми зубами, сверкнувшими в свирепой улыбке. Одет он был в львиную шкуру и держал короткий мощный лук. Третий был кряжистым, с длинными волосами и бородой, даже в бледном лунном свете ярко отливавшими медью. Рука его сжимала длинный тяжелый молот. Четверо стоящих на вершине развернулись, чтобы оглядеть внушительное войско по берегу канала. Канал чудесным образом расширился, позволив бросить якорь по меньшей мере полудюжине судов – испанскому галеону, финикийской галере, даже неясно чернеющей римской биреме. Пронесся долгий вздох, и обвисшие флаги затрепетали на мачтах. Взглянув на юго-восток, Даффи увидел равновеликое вражеское войско вокруг большого черного шатра на равнине. Впереди высились четыре фигуры в восточных доспехах.
Одноглазый поднял руку, вызвав вихрь, разбросавший его седые волосы; рука метнулась вперед, кинув невидимое копье, и вместе с ветром двинулось все западное воинство, набирая скорость и устремляясь к черному шатру. Без усилий мчась в первом ряду, Даффи слышал звон подков, мешающийся с топотом сапог, и различал еще хлопанье крыльев и мягкую барабанную дробь громадных когтистых лап. Битва, что последовала дальше, для Даффи походила на калейдоскоп быстрых бессвязных образов и схваток. Он разрубил надвое громадное создание с крыльями бабочки, меж которых женское лицо ощерило рот с длинными клыками, пытаясь достать его. Необычайно жирный лысый человек с толстыми змеями вместо рук схватил Даффи и застонал, выкатив глаза, принявшись душить ирландца в смертельном объятии. Он умолк, лишь когда мелькнувший мимо силуэт громадной кошки с горящими угольями глаз одним рывком могучих челюстей отхватил лысую голову. В какой-то миг Даффи оказался лицом к лицу с одним из четырех турецких воинов, что стояли перед фронтом восточного войска. Левая рука его, хоть столь же проворная, как и разившая скимитарой правая, имела желтый металлический отлив и зазвенела, точно кинжал, парировав клинок Даффи. В конце концов ирландец изловчился отсечь руку воина у локтя, и когда он последним ударом обезглавил врага, золотая рука продолжала царапать землю, точно паук.
Создания с головами крокодилов бились с гномами, которые прыгали друг к другу на плечи, чтобы сравняться в росте с противником; объятые ревущим желтым пламенем люди проносились тут и там, пытаясь обхватить неприятеля; безглазые трупы ковыляли мимо, влекомые оживленными мечами, клинки которых извивались как змеи; в небе даже выше, чем крылатые воины, что сражались на скимитарах и мечах, мелькали непостижимо высокие светящиеся фигуры.
Даффи наконец сумел вырваться из кипящей толчеи битвы. Быстро оглядевшись, он увидел, что шестеро викингов все еще рядом с ним. Когда они рысцой подбежали, чтобы перестроиться, Буге довольно ухмыльнулся. Перед ними меньше чем в ста ярдах высился круглый шатер из черного полотна, колыхаясь, точно громадная летучая мышь на залитой лунным сиянием равнине. Едва Даффи успел приглядеться, как край полога откинулся и с полдюжины людей в тюрбанах, подсвеченные сзади жутким голубым мерцанием, выступили из шатра, обнажили блистающие скимитары и застыли в мрачном ожидании предстоящей атаки. Она последовала через десять секунд, и двое турок пали на месте, разрубленные мечами викингов почти надвое; оставшиеся же четверо, искусно защищаясь, не пожелали обратиться в бегство, так что каждый из них оказался в окружении нескольких противников. Даффи и моргнуть не успел, как вся турецкая стража была мертва, а его компания отделалась парой легких царапин.
– Ибрагим, выходи из будуара и раздели судьбу своих крошек! – завопил Даффи, в прыжке размашистым ударом распоров полотно шатра.
Полотно разъехалось в стороны – и создание из кошмара предстало перед ним, повернулось и окинуло его безразличным взглядом. Казалось, оно вырублено из угля, а лицо было настолько искривленным и перекошенным, будто столетия сносило невыносимое давление. Плечи бугрились мускулами, подобными горному кряжу, и пронзительный, скрежещущий вопль исторгся из глотки чудовища, когда короткопалые руки потянулись к человеку. Даффи повалился назад, точно срубленное дерево, и выставил навстречу прянувшему чудовищу меч, как человек инстинктивно поднимает руку, когда его накрывает морская волна.